Г.В. Сорока
автопортрет
Н. З. Соломко
Сказка о волшебной лодочке
Давным-давно, лет этак сто пятьдесят назад, жил-был помещик Милюков. Жил он в собственном имении Островки. А рядом с имением была деревня и большое озеро Молдино. И озеро, и деревня принадлежали помещику.
Выйдет он, бывало, на балкон своего большого дома и прикажет себе чаю подать с кулебякою. Сидит, чай пьёт, смотрит вокруг — хорошо... Поглядит на озеро, откусит от кулебяки, да и скажет:
— Моё озеро!
Поглядит на деревню, снова откусит, опять скажет:
— Моя деревня!
Увидит, как крестьяне землю пашут, порадуется:
— Мои крестьяне!
Так оно и было на самом деле: все люди, которые жили в деревне, принадлежали помещику — были его собственностью и звались крепостными. То есть, проще говоря, рабами. Они должны были работать на помещика и выполнять все его приказания. А он мог сделать с ними всё, что захочет: побить, отправить в солдаты, продать... Такое тогда было время.
Вот узнал как-то помещик Милюков, что крестьяне в озере Молдино рыбу ловят, и рассердился.
— Как они смеют?! — кричит. — Раз озеро моё, то и рыба в нём — моя! А дерзких рыболовов поймать и на конюшне выпороть!
Вышел он однажды прогуляться у озера — глядь, а на берегу крестьянский мальчик сидит. Подкрался к нему помещик да как закричит:
— Ага! Попался, вор!
— Я не вор, — отвечает мальчик, ничуть не испугавшись.
— А кто ты?
— Крестьянский сын Григорий Васильев по прозванию Сорока.
— А коли ты не вор, почему мою рыбу в моём озере ловишь? — грозно спрашивает помещик
— Да что ты, барин, у меня и удочки-то нет...
— А что ж ты тогда тут делаешь?
— Рисую.
— Как рисуешь? Разве у тебя, крестьянского сына, краски есть?
— Нету, барин. Я угольком рисую. На дощечке.
Глянул помещик Милюков — озеро Молдино нарисовано, и как настоящее! А по озеру лодочка плывет. А в лодочке — мальчик...
— Кто это у тебя в лодочке-то? — спрашивает помещик.
— Я.
— Разве у тебя лодка есть?
— Нету, — говорит крестьянский сын Григорий по прозванию Сорока. — Но уж такое наше озеро красивое, и так мне по нему поплавать хочется, что взял я и нарисовал себе лодочку...
— Ишь ты! — усмехнулся помещик Милюков. — А только картины красками рисуют, дурачок.
— А ты, барин, купи мне краски, — говорит мальчик, — я тогда тебе всё, что хочешь, нарисую.
— Еще чего! — засмеялся помещик, а сам думает: «Не крестьянское дело — картины рисовать. Откуда у холопа талант? Вот у меня может быть талант, я человек богатый. А ему одна судьба — пахать, сеять, да меня кормить».
И так раззадорился барин насчёт своего таланта, что решил стать художником. И тут же послал в Москву за красками и холстом. Привезли ему краски и кисти.
— Рисуйте, ваше превосходительство.
— А холст где? — сердито спрашивает барин. — На чем я рисовать буду? На дощечке? Я вам не крестьянин! Почему, такие-сякие, мне холст не привезли!
Опять поехали в Москву и привезли ему холст.
— Рисуйте, ваше превосходительство.
А он опять не доволен. Узнал, что у художника должен быть мольберт (подставка для холста). А еще — палитра (дощечка, на которой художник смешивает краски).
— Чтобы немедля у меня всё сие было! — приказывает. — А то я вам!..
Купили ему всё, что можно! И, очень гордый собой, пошел барин на озеро. Рисовать.
А на берегу опять крестьянский сын Григорий Сорока сидит с угольком и дощечкой.
— Ха-ха-ха! — засмеялся помещик Милюков. — Ну что, опять рисуешь?
— Рисую, барин.
— Ну, рисуй-рисуй... А только где тебе со мною сравниться. Гляди, какие у меня краски! А кисти какие!
Вздохнул Григорий: вот бы и ему такие.
— Давай, крестьянский сын, озеро рисовать — кто лучше, — говорит помещик. И принялись они за дело.
Рисует помещик Милюков, старается. Три килограмма краски извёл. Нарисовал. И говорит:
— Ну, теперь, крестьянский сын Григорий Сорока, поедем мы с тобой к моему знакомому художнику, пусть он скажет, чья картина лучше. Запрягайте бричку!
А неподалеку, в своем имении Сафонково, жил знаменитый художник Венецианов. Сели барин с Григорием в бричку и поехали.
Едут-едут, барин-то радуется, а Григорий совсем загрустил. Понимает, что не выиграть ему спор и никогда настоящих красок не видать. Художник-то этот, Венецианов, тоже ведь барин. И, уж конечно, барин похвалит барина, а не какого-то там крестьянского сына Гришку Сороку.
Приехали. Вошли в дом. Встречает их хозяин — художник Венецианов. Старенький уже, а вокруг молодые парни, и видно, что они, как и Григорий, тоже из крестьян. Но в руках у них настоящие кисточки и краски... Чудеса!
— Здравствуй, сосед, — говорит тем временем помещик Милюков. — Вот привез тебе картины. Погляди-ка на них, да скажи, чья картина лучше.
А Григорий отошёл в сторонку, и одного из парней спрашивает шёпотом:
— Ребята, вы кто таковы?
— Мы-то? Крестьянские дети из соседних деревень, ученики художника Венецианова. У него тут школа для тех, кто рисовать любит...
— И краски дают?
— А как же. И краски, и кисти, и холст. А художник Алексей Гаврилович нам как отец родной: и учит, и поит, и кормит... Тут и живём.
Чуть не заплакал Григорий Сорока от обиды: вот ведь как повезло людям!
А художник Венецианов посмотрел картины и говорит:
— Поздравляю вас, господин Милюков, у вас настоящий талант! Озеро-то у вас, как живое, получилось.
— Эй, крестьянский сын Григорий, — говорит помещик, — слыхал? Ты проиграл!
Стоит Григорий, голову опустил, молчит. А что тут скажешь?
А помещик продолжает:
— Вот что значит — краски! Это тебе не угольком по дощечке мазюкать!
— Одну минуточку, ваше превосходительство, — вмешался тут художник Венецианов.
— Вы меня, кажется, неправильно поняли. Вот этот рисунок угольком и есть настоящая картина!
— Как так?! — выпучил глаза помещик Милюков. — Да ты что, сосед! Это ж мой крепостной холоп Гришка Сорока рисовал! А моя картина — настоящими красками нарисована! Взгляни, какая замечательная!
Посмотрел художник Венецианов на картину помещика, вздохнул и сказал:
— Уж простите, господин Милюков, жаль мне Вас огорчать, а только я врать не приучен... Это не картина, а мазня.
Вот как всё вышло.
Рассердился помещик, сел в бричку и уехал в свое имение Островки — только пыль на дороге столбом завилась. А перед отъездом сказал Венецианову:
— Ладно, сосед, если тебе делать больше нечего, выучи моего холопа Гришку на художника. Авось, в хозяйстве пригодится. Я ведь человек богатый и знатный, вот пусть и будет у меня свой художник в имении...
Так Григорий остался у художника Венецианова учиться, настоящими красками рисовать, и стал он вскоре его любимым учеником. Хвалит его Венецианов, нарадоваться не может. Говорит:
— Тебе бы, Гриша, в Петербург поехать — в Академии художеств учиться. Красоту ты вокруг себя видишь и умеешь её на холст переносить. Большим художником будешь, Гриша, на радость людям.
Григорий и размечтался, в столицу засобирался. Да не тут-то было... Приезжает к Венецианову помещик Милюков и говорит:
— Где холоп мой? Поучился — и хватит. Работать пора! Пусть немедля возвращается в Островки.
С барином не поспоришь. Поплакал Григорий да и поехал.
— Нарисуй-ка ты, — приказывает помещик, — мой портрет.
Григорий нарисовал.
— А теперь рисуй жену и детей.
Григорий нарисовал и их.
— А теперь распиши-ка все стены в моём доме, да покрасивее!
Работает Григорий, пишет красками, а барин заглянет, посмотрит, как он рисует, да и хмыкнет:
— В Академию захотел, лапоть неумытый? Академия — для благородных, а не для холопов...
Слушал Григорий да и не выдержал однажды — бросил кисточку:
— Не буду больше для тебя, барин, рисовать!
— Ах так? — ухмыляется помещик Милюков. — Не хочешь рисовать? Тогда будешь ты у меня садовником. Но смотри, узнаю, что до красок дотронулся, пороть буду нещадно!
Стал Григорий садовником. Землю копает, цветы разводит. Хорошее дело, а на душе у него так тоскливо! Все немило ему — и сад, и родная деревня, и даже любимое озеро. Вспоминает он счастливое время, прожитое у художника Венецианова, свои мечты — и так ему хочется рисовать... А нельзя. Барин не разрешил. Узнает — запорет насмерть.
Вот такая горькая судьба досталась талантливому крепостному художнику Григорию Сороке. Художник Венецианов старался уговорить упрямого барина, выкупить хотел у него Григория и на волю отпустить, чтобы стал он свободным человеком, смог поехать в Петербург учиться...
— Не быть Гришке художником, — уперся барин, — а быть ему моим холопом и слугою.
Так и жил Григорий в имении, садовничал. С горя выпивать стал: не сложилась жизнь...
И вот однажды достал он спрятанные краски и стал рисовать по памяти любимое озеро, по нему лодочка плывёт, а в лодочке мальчик... Хорошая картина получилась — как живая. Легко вдруг стало на душе у Григория. Смотрит он, а картина-то и вправду живая: волны плещут, солнце светит, а лодочка и в самом деле — плывёт. Все ближе и ближе...
Вспомнил он Венецианова: тот часто говаривал ученикам про то, что настоящее искусство — всегда немножко волшебство.
— Садись ко мне в лодку, — машет Григорию мальчик. — Спасу я тебя — увезу от злого барина.
Запрыгнул художник в лодку, мальчик оттолкнулся веслом от берега, и поплыли они.
А в это время подглядел кто-то из недобрых людей, что Григорий опять за краски взялся, и донёс помещику Милюкову. Разъярился тот, крикнул слуг и приказал схватить художника и пороть плетьми.
Прибегают они к художнику в избу, а там — нет никого. Только у окошка картина на мольберте стоит. На картине — озеро, по нему лодочка плывёт, а в лодочке два
человека: мальчик и художник Григорий Сорока...
— Гляди-ка, — говорит один из слуг, — это ж наше озеро Молдино... Как настоящее.
— Свят-свят-свят! — испуганно перекрестился другой. — Лодка-то и в самом деле плывёт!
...Плывёт-плывёт лодочка на картине. Вот уже скрылась за деревьями. Уплыл художник на волшебной лодочке от злого помещика — больше его никто не видел...
Только картины остались.