Вячеслав Фёдорович Рубцов -
легенда пожарной охраны Советского Союза и России, родился 27 июля 1941, с. Новиково, Старо-Юрьевский р-н,
Тамбовская обл., умер 23 мая 2008, г. Троицк, Ленинский р-н, Московская обл.,
генерал-майор внутренней службы.
Восемь суток и вся жизнь
Николай Воронин
ИЗ КНИГИ "ПОДВИГ ПОЖАРНЫХ ПОДМОСКОВЬЯ - УЧАСТНИКОВ ЛИКВИДАЦИИ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС", МОСКВА, 1996
(о В.Ф. Рубцове)
- Товарищ полковник?
- Слушаю!
Дежурный Главного управления пожарной охраны МВД страны, убедившись, что на другом конце провода нужный ему абонент, без извинений за беспокойство в столь неурочный час, заметно экономя время, огорошил:
- На Чернобыльской атомной электростанции чрезвычайное происшествие! — Он ощутимо волновался, дежурный. Ему не хватило воздуха выговорить фразу до конца. Сделав короткий передых, дежурный продолжил: — На электростанции произошел взрыв.
Казалось, жизнь пожарного такой высоты, какой достиг полковник Вячеслав Федорович Рубцов (в ту пору он был заместителем начальника ГУПО МВД СССР), вся напролёт сотканная из непрерывной череды тревог и волнений, подготовила его ко всякому. По рангу, когда другие ни сном, ни духом не ведали, ему пожарная обстановка открывалась во всей наготе: пожаров в России происходит в десять раз больше, чем сто лет тому назад, что ежесуточно сигнал тревоги раздается в пожарных подразделениях почти полторы тысячи раз и около семи тысяч граждан сталкиваются лицом к лицу с пламенем.
Для него не было секретом и то, что Россия имеет самую высокую степень гибели и травмирования людей на пожарах, — в три раза превышающую этот показатель в развитых зарубежных странах.
Но на этот раз сообщение было столь беспрецедентным, что он содрогнулся. Тем более что по распределению функциональных обязанностей между руководителями главка, наряду с другими направлениями, Вячеслав Федорович курировал атомные электростанции. И не ему было разъяснять, к чему и к каким непредсказуемым последствиям может привести ЧП на АЭС.
Полковник слушал дежурного, сам тем временем уже синхронно соображал, что предпримет сейчас, в данный момент, что в ближние часы и далее — в перспективе.
Конечно, перво-наперво поднимет по тревоге нужных ему людей, оповестит о случившемся всех, кого следует. Мысли цеплялись одна за другую, выстраивались в логическую цепь. "Главное, я должен как можно скорее быть там, в Чернобыле, лететь туда, хотя бы это и стоило сделать специальным рейсом самолета. Но обязательно, чтобы своим присутствием и личными действиями ограничить разрастание беды в границах нынешней ситуации". Думая так, полковник диктовал дежурному:
- Доложите по команде о моем намерении лететь в Чернобыль. Вызовите майора Захарова: у него в сейфе документы ГУПО по этой атомной станции. Вместе с Захаровым из главка поедем на аэродром в Чкаловский...
Едва положил трубку, снова раздался телефонный звонок, на связь вышел заместитель министра внутренних дел В.И. Другов:
- Доложили о происшествии в Чернобыле?
- Так точно, товарищ генерал!
- Твое решение?
- Немедленно лететь в Киев!
- Правильно! — одобрил генерал, добавив при этом: — Мне только что звонил Александр Владимирович, просил о том же: — Лететь, на месте разобраться, что там происходит и в чем нужна помощь.
Александр Владимирович, отметил про себя Рубцов, министр внутренних дел СССР А.В. Власов. Значит, в ЦК партии и Совмине знают о случившемся и, наверное, принимают зависящие от них экстраординарные меры.
- Кого берёшь с собой из подчиненных? — Другов вывел из размышлений Рубцова.
- Майора Захарова.
- Достаточно?
- Полагаю, что да. Тем более что на месте, по всему, уже находятся руководители республиканской и киевской областной пожарных служб.
- Захаров? Надёжен?
- На него надеюсь, как на самого себя.
Он мог бы объяснить генералу, что Захаров — выпускник Московского энергетического института — энергетик до мозга костей, как человек — не без царя в голове. В главке занимается атомными объектами. Но не сказал, избегая пространного разговора, дорожил каждой минутой.
Рубцов, действительно, хорошо знал Захарова по совместной работе еще в Подмосковье, где сам торил дорогу от районного инспектора пожарной охраны до начальника УПО. Владимир Иванович там же поднимался по служебной лестнице от инспектора в Ленинском районе до заметного сотрудника главка.
На аэродром в Чкаловский Рубцов и Захаров приехали одновременно с Друговым. Генерал привез новость: образована правительственная комиссия по выявлению причин взрыва и принятия мер на месте. Велено подождать ее, чтобы лететь одним рейсом. Самолет заказан на двадцать восемь человек.
Рубцова эта новость порадовала и огорчила. Порадовала вниманием на государственном уровне и тем, что будет на кого опереться и от кого получить помощь и поддержку. Огорчило же тем, что придётся "сушить весла" в ожидании влиятельных руководителей неизвестно сколько, тогда как дорога каждая минута. Они, государственные мужи, не собираются по тревоге как пожарные.
Но, утешал себя Рубцов, выше головы не прыгнешь. Тем временем на аэродром подоспели заместитель начальника штаба гражданской обороны страны генерал-полковник Иванов, некоторые представители из других ведомств.
Подошел командир воздушного судна:
- Все готово к вылету!
На правах старшего генерал Другое решил повременить:
- Подождем правительственную комиссию.
Коротая время, обступили Захарова, недавно вернувшегося из командировки на ЧАЭС, допытывались:
- Что все-таки могло послужить причиной взрыва?
Владимир Иванович осторожничал:
- Однозначно ответить пока не может никто. Известно только, что четвертый блок останавливали на планово-профилактический ремонт. Предполагать, что произошло дальше, значит, гадать на кофейной гуще.
Рубцов волновался, то и дело поглядывал за обшлаг кителя — на часы.
Захаров, находившийся на больничном и полагавший, что его миссия ограничится выдачей из сейфа документации на ЧАЭС, благодарил Бога, что приехал по вызову в форме, а не в цивильной одежде. Иначе пришлось бы неловко чувствовать себя перед старшими начальниками.
Наконец, когда стало ясно, что правительственная комиссия соберется не раньше шестнадцати, заместитель министра дал добро на вылет. В самолете долго царило гнетущее молчание. Каждый думал о своем, перебирал различные ситуации, с которыми столкнется на месте. Рубцов давал себе отчет, что, прибыв на ЧАЭС, как старший оперативный начальник, примет на себя общее руководство подразделениями пожарной охраны и представлял свою величайшую ответственность за дальнейшее развитие событий.
В Борисполе встречавшие украинские товарищи прямо у трапа самолета доложили ситуацию на момент их приземления: пожарные первыми приступили к ликвидации последствий атомного взрыва. Огнем был охвачен четвертый реакторный блок и кровля машинного зала — всего более тридцати очагов горения. Существовала реальная угроза распространения огня на другие энергоблоки...
Сразу из Борисполя Другов и Рубцов вертолетом перенеслись непосредственно на ЧАЭС.
Там, хотя и не без опасения, облетели четвертый энергоблок. Из поднебесья виделся весь реактор, точнее то, что осталось от него. Над развалинами курился серый дым, под ним проглядывалось пламя. Рассматривая из иллюминатора удручающую картину, Рубцов мысленно, как кинопленку, прокручивал трагедию, разыгравшуюся здесь минувшей ночью. В памяти повторился фрагмент из доклада встречавших в Бориспольском аэропорту: "...Удалось у четвертого энергоблока поставить передвижную насосную станцию. Пожарные работали на огромной высоте, в неимоверно сложных условиях".
Глядя вниз, он до осязаемого представил себе огнеборцев и их героические действия в той сложнейшей обстановке.
День, начавшийся для Рубцова стремительно в Москве, на ЧАЭС продолжал набирать обороты.
Едва вертолет совершил посадку, события сменялись как в калейдоскопе. При всем этом он, Вячеслав Федорович, неотступно сосредоточивал внимание на действиях пожарных в первые минуты и часы после взрыва. Их не в чем было упрекнуть, пожарных. Сработали профессионально и героически. Рыцари без страха и упрека, тепло подумал о них Рубцов. Разве мог кто из людей несведущих предположить, на какой великий подвиг, на какое самопожертвование во имя других были способны они, люди обыкновенные и незаметные в повседневной жизни!
Обратил внимание на скопление личного состава и пожарной техники. Напряжение первых часов борьбы с огнем уже спало. Так зачем такое количество их теперь — в опасной зоне?
- Сколько?..
Заместитель начальника УПО МВД Украины не дал договорить:
- В общей сложности 37 пожарных отделений, 240 человек, 81 единица пожарной техники. — Он с полуслова понял, к чему клонит Рубцов, поспешил предварить: — Мы спешили быстрее потушить оставшиеся очаги пожара. Вместе с тем старались и стараемся уберечь личный состав от поражения радиацией.
- Техника, куда ни шло. Полбеды, если и получит заражение. Не расстреляют, если пустим в захоронение под бетон. А вот люди? Людей надо беречь. Будем действовать в разумных пределах, с наименьшим риском для здоровья личного состава. Не к чему держать его сверх разумной достаточности.
Отмобилизованными подразделениями можно не пренебрегать, но сосредоточивать их подальше от опасной зоны. Даже не в Чернобыле, до которого рукой подать. Кстати, сколько километров от города до станции?
- Шестнадцать — семнадцать, — хором ответили несколько голосов.
- И уж тем более не в Припяти, что находится совсем рядом. Отвести, например, в Иванков или более безопасные места. Собрать в сводные отряды, обосновать палаточные городки со всеми элементарными бытовыми условиями и возможностями для отдыха. Работа, по-всему, затянется надолго и надо обустраивать быт.
События только разворачивались, а он уже смотрел в перспективу. Рубцов, выдавая рекомендации, как будто был запрограммирован на них всеми годами огненной службы, богатым жизненным и практическим опытом. Так оно и было. Знания в нем сжимались, как пружина. Теперь под влиянием обстоятельств пружина сработала, дав выход тому, что накопилось в нем.
Науку обустройства бытовых условий для личного состава в экстремальных условиях он почерпнул от начальника отдела гражданской обороны УПО полковника В.И.Мороза, когда еще был руководителем названного управления в Подмосковье, и сожалел, что некоторые товарищи слишком пренебрежительно относятся к рекомендациям ГО, пока не клюнет жареный петух. Когда клюнет, то уж близок локоток, да не укусишь.
Подумал: "Воистину, русский мужик не перекрестится, пока гром не грянет".
Памятуя о свечении в реакторе, Рубцов попросил уточнить, сколько осталось топлива в шахте.
- Точными данными мы пока не располагаем, — откликнулся на вопрос специалист из эксплуатационников. — Предположительно взрывом выброшено 120 тонн ядерного топлива. Они имеют смертельную активность — до 20 тысяч рентген в час. Значит, в шахте могло остаться еще 50 тонн топлива и 88 тонн графита.
"Кратер огнедышащего вулкана, — подумал Рубцов. — Люди ведут боевую работу в условиях высочайшей радиации".
Среди них будет и он. Много потрясающих впечатлений вынес он из встреч с людьми, из увиденного, волею судьбы сразу оказавшись в эпицентре события. Трудно было всем, но ему особенно. На ликвидацию катастрофы бросили технику, а к ней не подойдешь: убийственная радиация. Людей заменяли. Наконец, прилетела правительственная комиссия. Рубцова вызвали на заседание. Оно состоялось в ночь с 26 на 27 апреля в здании Припятского горкома партии. И хотя заседание проходило в довольно просторном кабинете, яблоку негде было упасть. Рубцов, может, впервые в жизни видел столько высоких должностных лиц, собранных вместе.
Вел заседание заместитель председателя Совмина СССР Б.Е.Щербина. И многие другие фамилии членов комиссии были на слуху: министр энергетики и электрификации СССР А.И.Майорец, первый зам.министра среднего машиностроения А.Г.Мешков, первый зам. председателя Госатомэнергонадзора В.А.Сидоренко, уже известный зам.министра внутренних дел СССР В.И.Другов, первый зам.министра здравоохранения Е.И.Воробьев, начальник главного управления КГБ СССР Ф.А.Щербак, заместитель генпрокурора СССР О.В.Сорока, зам.председателя Совета Министров УССР Н.Ф.Николаев, председатель Киевского облисполкома И.С.Плющ, председатель ЦК профсоюза рабочих электростанций Н.П.Симочатов. Вячеслав Федорович был особенно доволен, что от Академии наук в состав комиссии был включен академик В Л Легасов. От этого, мыслил Рубцов, проку куда больше, чем от некоторых, иначе не назовешь, "свадебных генералов".
- В обязанности комиссии, — открыл заседание Борис Евдокимович Щербина, — входит определение масштабов катастрофы, разработка и реализация мер по ее локализации и ликвидации, оказание всемерной помощи населению, а также детальное изучение причин происшедшего.
Присутствующим на заседании правительственной комиссии объявили, что в первые часы катастрофы усилия были направлены на борьбу с огнем. Загоревшиеся при взрыве реактора полистиролбутадиеновый утеплитель, рубероид, битум, турбинное масло, пластикат, различная кабельная продукция выделяли большое количество токсичного дыма. Прибывшим на место военизированным пожарным подразделениям пришлось работать в исключительно сложных условиях: на больших высотах (около 70 метров), в ночное время, при сильной задымленности и угрозе обрушения строительных конструкций, в мощных полях ионизирующих излучений. Благодаря решительным действиям военизированных пожарных частей АЭС и города Припяти, других пожарных подразделений пожар на кровлях ЧАЭС в 6 часов 35 минут 26 апреля был полностью ликвидирован.
Но опасность момента не миновала. Разрушенный реактор продолжал дымить. Температура в эпицентре достигла 1600 градусов. По мнению академика Легасова, если дальнейший подьем температуры не сдержать, последует водородный взрыв. Напряжение среди присутствующих да и всех ликвидаторов последствий катастрофы, росло не по часам — по минутам. 1700! 1800 градусов! Близится всему предел.
Председатель комиссии обратился к Другову:
- Кто есть от пожарной охраны?
- Полковник Рубцов.
Вячеслав Федорович поднялся вместе со словами замминистра внутренних дел, поймал на себе взоры всех присутствующих.
- Что предлагают пожарные? — спросил Щербина. Вопрос поставлен в лоб. От него не уйти, не укрыться за чужими спинами. Вот она, ответственность момента! Время брать все на себя — перед правительственной комиссией, перед страной. За судьбы тысяч людей, за дальнейшее развитие экстремальнейшей ситуации.
- Будем помогать охлаждать реактор! — решительно ответил Рубцов под прицелом десятков пар испытующих глаз.
Совместно с учеными предложил взамен разрушенной системы охлаждения реактора создать временную. По принципу действия — циркулярного душа. Только громаднее и сложнее: замкнутая по кругу труба большого диаметра с отверстиями для распыления воды. Трубу соединить с водоводами, поднять махину над реактором. Сложная по инженерному решению задача. Но иного не дано. Нужно изготовить систему — в срочном порядке, для чего привлечь специалистов, просчитать все до мелочей, поднять на высоту. Здесь не обойтись без помощи других служб, в частности, вертолетчиков.
Заседание правительственной комиссии закончилось. Присутствующие, шумно задвигав стульями, поднялись, чтобы разойтись к неотложным делам, которых у каждого в связи с катастрофой оказалась бесчисленная череда. Встал и В.Ф.Рубцов, однако заместитель Председателя Совмина СССР Б.Е.Щербина остановил его:
— Задержитесь, полковник!
Борис Евдокимович чуть повременил, будто собирался с мыслями, и продолжал, обращаясь к нему:
- Положение, сами чувствуете, хуже некуда. Не отвергая предложение о душе, на мой взгляд, для выполнения чрезвычайно сложного и, возможно, даже нереального, прошу продумать и другие меры воздействия на реактор. С рассветом облетите, пожалуйста, развал еще раз. Не верится, чтобы не было и более оптимального действа. - С этими словами Щербина протянул полковнику руку: — Желаю удачи!
Выйдя с заседания, Рубцов распорядился подчиненным собрать из числа пожарных группу слесарей, сварщиков, других специалистов по металлу, свезти их в СВПЧ-6 города Припяти, обеспечить там трубами, другими материалами для изготовления гигантского душа. До рассвета готовил рабочий чертеж. Затем, выполняя волю председателя государственной комиссии, дважды на вертолете облетел реактор. И еще раз столкнулся глазами с виденной накануне картиной: над развалом — серый дым, если смотреть со стороны, — проглядывается под ним большое красное пятно. В меру познаний физики сознание обожгло: "Продолжение атомной реакции? Тушить? Возможно ли? Если тушить, то чем и как?"
Знал, что вода — всему голова, что воды и огонь боится. Но увиденное — особый случай. Противоречивые мысли одолевали его. Ухмыльнулся: "Назвался груздем, гак полезай в кузов!" Но тотчас подумал: преждевременно сжигать за собой мосты. Неровен час, фортуна еще может улыбнуться. Нельзя сбрасывать со счетов первоначальную идею, пока окончательно не убедишься в ее бесперспективности. Сказать "отбой!" успею в любой момент.
"Спешившись" с вертолета, с раздвоенными чувствами и объявился в СВПЧ-6 Припяти, где, как оказалось, его действительно ожидали пожарные, добровольно откликнувшись на просьбу переквалифицироваться в мастеровых.
- Ну, мужики, на вас смотрит вся страна! — обратился к ним со своей задумкой устроить "душ", объяснил замысел на словах и по чертежу.
Убедившись, что лед тронулся, и дело пойдет без него, поехал непосредственно в зону АЭС встретиться с майором Захаровым, другими помощниками-пожарными. Оказалось, что и Владимир Иванович не терял времени даром. При помощи других, как сам, бедолаг, пользуясь где 3-коленной выдвижной, где штурмовой лестницами, успел разведать завал, через глыбы бетона и конструкции, выброшенные взрывом, искал доступ к реактору. Безотказные коллеги-пожарные следом прокладывали рукавные линии от чудом уцелевших водоводов. Подступиться к разрушенному реактору, однако, оказалось делом невероятным, к тому же далеко небезопасным. О результатах разведки боем, как сказали бы люди военные, доложил Рубцову при встрече. Полковник продолжал искать выход:
- Узнайте, сколько в здешней ВПЧ-2 огнетушащего порошка!
Захаров предполагал такой вопрос и задумку заместителя начальника главка и был готов внести ясность:
- Не больше пятидесяти мешков.
- Мизер! — неудовлетворенно резюмировал Рубцов и сразу нашелся, как быть. Позвонил начальнику УПО МВД УССР генералу Ф.Н.Десятникову: — Филипп Николаевич, срочно шлите в Чернобыль весь огнетушащий порошок, что есть на Украине.
Закончив разговор с генералом, снова обратился к майору:
- А вы, Владимир Иванович, срочно организуйте перевозку порошка из здешней ВПЧ-2 и погрузку его в вертолет.
И Рубцов, отдавая приказание, и Захаров, обязанный выполнить его, понимали всю сложность осуществления поставленной задачи, хотя бы уже потому, что в те первые после взрыва часы на станции, без преувеличения, царила неразбериха. Некоторые работники, в том числе и руководящие, как это было с главным инженером АЭС, от растерянности смалодушничали, бежали, куда глаза глядят. К тому же помощь еще не подоспела и в зоне, кроме пожарных, некого было привлечь к нестандартной работе.
- Берите пожарных из резерва, — распорядился Рубцов.
- Есть! — Захаров поспешил выполнять приказание.
Сам же полковник решил наблюдать с пожарной вышки за ходом воздушной атаки на реактор.
Пользуясь временем, пока Захаров мобилизует людей, при их помощи организует перевозку и погрузку огнетушащего порошка в вертолет, решил выйти на договоренность с командовавшим военными авиаторами генералом Н.Т. Антошкиным, прилетевшим на ЧАЭС лично руководить вертолетчиками, — условиться о взаимодействии. Попросил без обиняков:
- Николай Трофимович, помогите пожарным!..
Рассказал о своих планах.
- Что требуется от нас? — с обезоруживающей готовностью откликнулся генерал.
Легкость, с какой он согласился, несколько усомнила Рубцове Он поспешил насторожить Антошкина на трудности:
- Летать на реактор придется неоднократно. Быть может, десятки раз!
- Сколько надо, столько и будем летать! — генерал, надо отдать ему должное, убедительно подтвердил готовность авиаторов сделать все возможное и действовать до конца.
Несколько сложнее дались переговоры с крупными техническими специалистами. Сперва холодок отчуждения чувствовался с их стороны: "Вам поручили, вы и выполняйте задачу". Но и с ними Рубцов нашел общий язык — с заместителем министра энергетики и электрификации СССР Г.А.Шашариным, главным инженером одного из главков средмаша Б.В.Будылиным, заместителем начальника "Союзатомэнерго" Е.И.Игнатенко.
Вопросы полковник ставил ребром — про воду и многое другое, в том числе:
- Можно на укрощении реактора применять огнетушащий порошок?
- Дайте мне химическую формулу порошка, — это подхватил вопрос Рубцова Евгений Иванович Игнатенко (на момент написания очерка Е.И. Игнатенко занимал пост вице-президента концерна «Росатомэнерго»).
Формулу полковник дал сразу. Игнатенко не замедлил с ответом: он но видел большой беды от применения порошка. Но использовать порошок или нет, решать оставалось все-таки Рубцову.
...С вышки открылся масштабный обзор зоны станции. Прильнув к окуляру артиллерийского бинокля, Рубцов видел, как поднялся в воздух первый вертолет, взял боевой курс на реактор.
Если говорят, что человеку дано поседеть за несколько минут нервного напряжения, то полковник как раз и оказался в подобной ситуации.
Вертолет с огнетушащим порошком и Захаровым на борту на считанные секунды завис над реактором. И тотчас из открытого люка вниз полетели первые мешки с грузом. "Промах!", вырвался из груди полковника возглас нескрываемой досады.
С вертолета, должно, заметили промашку, пошли на второй заход. Сердце Рубцова сжалось от боли: до заметного виделось, как раскачивает крылатую машину при зависании. Попадет ли груз в цель во второй раз? Есть!
Попадание снайперское! Но что случилось? Синхронно приземлению мешков — хлопок, выброс облака. Мелькнуло: радиационного!
- Отставить! — вскричал полковник по рации на командный пункт вертолетчиков, реально ощутив несостоятельность применения огнетушащего порошка.
Нужны изолирующие, поглощающие материалы. И тут вспышкой молнии озарило: "Песок, глина!" — этого подручного материала в избытке что ни на есть под самой рукой.
На затоваривание и погрузку сыпучих материалов в вертолет он опять за отсутствием других людей — экстренно привлек пожарных во главе с Захаровым. Удача! Та самая, которую пожелал Б.Е.Щербина.
Теперь он мыслил перспективно, Рубцов. Если допустимы для обуздания реактора глина и песок, значит, еще более возможно применение свинца, доломита, бора.
Воздушная эпопея продолжалась. На смену МИ-8 пришли более мощные вертолеты. Сперва под груз на подвеске приспособили тормозные парашюты истребителей. Затем — еще лучше — грузовые парашюты, что применяются для сбрасывания тяжелой военной техники. Отцепляли парашюты с одной стороны и груз прямехонько летел на реактор. Точность "бомбометания" при этом корректировали с вертолета, висевшего выше.
Время для полковника потеряло счет. Одни сутки слились с другими, Одни дела переходили в следующие. Делал одно, а на очереди, чувствовал, — другое, третье. Усталость валила с ног, в воспаленных глазах — резь. От переутомления и радиации — подкашивающая слабость в ногах и недомогание во всем теле. Между тем шли еще только вторые сутки его, Вячеслава Федоровича Рубцова, пребывания на ЧАЭС. Ему и дальше предстояло руководить здесь объединенными подразделениями и действиями пожарных, подвергаться губительной радиации — неизвестно сколько. Потом, когда врачи запретят ему дальнейшее пребывание и на смену ему поочередно приедут другие ответственные работники главка, только тогда он покинет свой чернобыльский пост, да и то ненадолго.
Что ни делал, чем бы ни занимался Вячеслав Федорович, мыслями неизменно возвращался к людям, к их наиболее возможной в сложившихся условиях безопасности, к эвакуации и экстренных мерах по лечению тех, кто подвергся воздействию радиации. Так было с изначальных часов его появления на ЧАЭС. Еще в конце первых суток пребывания на станции подробно поинтересовался судьбой пожарных из ВПЧ-2, СВПЧ-6, чернобыльской ПЧ-17, принимавших участие в тушении пожара сразу после атомного взрыва. И несколько успокоился лишь тогда, когда ему доложили, что группа первогероев-пожарных обратным рейсом самолета, которым прибыла правительственная комиссия, отравлена в Москву, в специализированную клинику при институте Курчатова. Что других пострадавших также разместили в госпиталях и больницах. Перечислили
всех поименно. Фамилии их горящими буквами отпечатались в памяти Вячеслава Федоровича.
Он еще не знал, какая судьба уготована ему, полковнику Рубцову, что и его одолеет радиация, не имеющая ни запаха, ни вкуса, неумолимо, равно со всеми, пагубно скажется и на нем.
Вертолетчики министерства обороны, как и пожарные после взрыва на ЧАЭС, совершили буквально массовый подвиг, до 6 мая сделали почти две тысячи вертолетовылетов, бросили в развал четвертого блока более пяти тысяч тонн поглощающих материалов. Как результат, мощность радиоактивных выбросов уже на то время снизилась в тысячи раз и позволила начать крупномасштабные работы по дезактивации сооружений и территории. Поставленная правительственной комиссией первоначальная задача перекрыть интенсивный выброс радиоактивных веществ из поврежденного реактора была выполнена. Но образовавшийся слой песка, свинца, бора, доломита, глины стал дополнительной нагрузкой на конструкции. Остро возник вопрос: как поведет себя раскаленный кристалл реактора? Удастся ли его удержать или он уйдет в землю? Как вспомнит потом академик Е.П.Велихов, никогда и никто в мире не находился в столь сложном положении. Надо было очень точно оценивать ситуацию и не сделать ни единой ошибки.
С учетом этого и других факторов еще в дни пребывания В.Ф.Рубцова на ЧАЭС началась подготовка к интенсивному охлаждению реактора жидким азотом и его захоронению — строительству саркофага. Здесь опять вместе с шахтерами, строителями, транспортниками, воинами активное участие принимали и работники пожарной охраны. Они откачивали жижу из-под реактора, воду, подавали ее для производства бетона.
29 апреля 1986 года была образована и приступила к работе оперативная группа Политбюро ЦК КПСС по вопросам, связанным с ликвидацией последствий катастрофы. В состав оперативной группы вошли члены Политбюро ЦК КПСС — Председатель Совета Министров РСФСР В.И.Воротников, секретарь ЦК КПСС Е.К.Лигачев, председатель КГБ СССР В.М.Чебриков, кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС секретарь ЦК КПСС В.И.Долгих и министр обороны С.Л.Соколов, а также министр внутренних дел СССР А.В.Власов. Возглавил группу член Политбюро ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР Н.И.Рыжков. Первоначально оперативная группа заседала практически ежедневно, привлекая к своей работе руководителей министерств и ведомств, местных советских и партийных органов, ученых и специалистов. Всего на заседаниях оперативной группы было рассмотрено около 400 вопросов, связанных с конкретными мерами по локализации очага катастрофы, помощи населению пострадавших районов, ликвидации последствий радиоактивного загрязнения территорий и т.д.
Но Рубцов, восемь суток находясь в опасной зоне, подвергаясь радиации, многое брал на себя. Поэтому полностью исчерпал свой потенциал и дальнейшее пребывание на ЧАЭС,как сочли врачи, стало для него невозможным.
Противоречивые мысли одолевали Рубцова по возвращении - в дороге, дома, когда вступил в главк. С одной стороны он, Вячеслав Федорович, понимал, что выполнение сложных задач в Чернобыле зиждилось на высокой повседневной боевой выучке пожарных подразделений, реальности выработанных планов развертывания сил и средств для тушения пожаров и ликвидации последствий возможных аварий — применительно к ЧАЭС. С пожарными, отмечал он, систематически проводились теоретические и практические занятия, причем с выездом на место. Можно положительно говорить и о многом другом. Но с другой стороны он, пребывая на ЧАЭС, видел массу недочетов в готовности пожарных подразделений действовать на радиоактивно загрязненной местности. Пожарная техника из рук вон плохо защищена от проникновения радиоактивной пыли в кабину, имеет небольшой коэффициент защищенности ионизирующих излучений, по конструктивным условиям затруднена ее дезактивация. Нет надежных средств индивидуальной защиты личного состава. Не хватало приборов дозиметрического контроля, да и те, что были, не всегда обеспечивали достоверные измерения доз облучения.
В прессу мало-помалу просачивалась информация о событиях на ЧАЭС, но это была сплошная сушь, а через сушь-скуку, как известно, не заставишь познавать истину. Поэтому живые свидетельства очевидца да еще руководителя такого масштаба вызвали неподдельный интерес сослуживцев и старших начальников. Воспоминания о виденном и пережитом солью ложились на незаживающие раны.
Возвращение Вячеслава Федоровича в Москву, рассказывал Е.А.Серебренников, в то время начальник отдела ГУПО МВД СССР, совпало с покупкой за рубежом новых дозиметров для Чернобыля. Тайком от полковника решили опробовать их надежность на нем, Рубцове. Поднесли дозиметр, а он затрещал так, что Вячеслав Федорович тотчас буквально вскричал:
- Уберите эту «игрушку»!
Известно, что первое ранение на фронте переносится легче, чем последующие. А Рубцову, получившему 47 бэр (биологических эквивалентов рентгена), довелось побывать на ЧАЭС еще не единожды, в том числе в феврале 1987 года с президентом Академии наук СССР академиком А.П.Александровым. И опять неимоверное напряжение, ответственность ложились на плечи Вячеслава Федоровича, когда сознавал, что за каждое слово и действие приходилось отвечать по всей строгости.
Были, конечно, во время последующих поездок на ЧАЭС и минуты удовлетворения. Это когда он зримо видел дела ликвидаторов. В сентябре 1986 года они завершили первоочередные водоохранные мероприятия бассейна реки Припяти. В декабре введен в эксплуатацию третий энергоблок.
И был буквально восхищен, когда своими глазами увидел завершенный строительством в ноябре того же года объект "Укрытие", точнее, саркофаг над злосчастным четвертым энергоблоком, принесшим столько бед людям, в укрощении которого в самые трудные первые восемь суток после взрыва принимал личное участие он, Вячеслав Федорович.
И все-таки кажется порой, что о чернобыльской эпопее Вячеслава Федоровича знают больше за рубежом, нежели у нас, в России.
В июле 1987 года В.Ф.Рубцов вместе с И.З.Коцюрой и Л.И.Ефименко, которые на различных этапах борьбы с атомной стихией руководили подразделеними пожарной охраны при ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, были приглашены в итальянский город Черазо для вручения им специальной премии "Золотая чайка" — за большой вклад в дело сохранения чистоты окружающей среды.
- Действия пожарных в Чернобыле, — сказал председатель жюри, известный итальянский ученый профессор Джуеппе Монталенти, — были проявлением подлинного героизма, их отвага помогла избежать более тяжких последствий аварии на АЭС.
Высокую оценку мужеству советских пожарных дал также лауреат Нобелевской премии в области физики Карло Рубиа: "Благодаря огромной самоотдаче сотен пожарных в Чернобыле была предотвращена катастрофа, к которой могла бы привести одна из наиболее опасных аварий в пока что краткой истории мирного атома. Мы должны быть глубоко благодарны этим людям".
Принимая участников ликвидации чернобыльской аварии, жители Черазо обратились к советскому народу с посланием мира и дружбы.
Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачев ответил следующими словами: «Мэру города Черазо Винченце Майоне. Всем жителям города Черазо. Уважаемый господин мэр! Дорогие друзья. Меня глубоко тронуло ваше послание мира и дружбы советскому народу, волнующий прием, оказанный героям-пожарным Чернобыля.
Действительно, после трагедии Чернобыля люди на нашей планете гораздо более зримо представили себе, что ядерная эпоха требует нового политического мышления, освобождения нашей планеты от ядерного оружия, совместных усилий по укреплению международного режима безопасного использования энергии атома исключительно в мирных целях.
Хочу заверить вас, что моя страна, советское руководство делают и будут делать все возможное, чтобы добиться этого.
Желаю жителям Черазо, всему итальянскому народу мира и счастливой жизни. М.Горбачев».
В заголовок очерка вынесена фраза: "Восемь суток и вся жизнь". Про восемь неординарных суток генерала (звание генерал-майора В.Ф, Рубцову было присвоено после Чернобыля), проведенных на ЧАЭС, не в полной мере, но рассказано. А как протекала его жизнь до Чернобыля и складывается сейчас? Отвечая на заданный вопрос, совершим экскурс в биографию Вячеслава Федоровича, тогда станут понятнее его последующие жизненные шаги и мотивация поступков.
Родился он на втором месяце с начала Великой Отечественной войны в селе Новиково Старо-Юрьевского района Тамбовской области. Детство выпало трудное, опаленное войной. Потому, может, судьба и наделила его упорством в труде и достижении целей. Девятнадцати лет он курсант Харьковского пожарного училища. По окончании — старший инспектор сперва Егорьевского, затем Шатурского района. Ступенька за ступенькой, благодаря усердию и трудолюбию, поднимался по служебной лестнице. В Шатуре — заместитель начальника отдела ГПН и пожарной охраны, позже — начальник отделения пожарной охраны. В 1976 году перспективного работника выдвинули в УПО области на должность начальника отдела. Без отрыва от работы заканчивает педагогический институт. Поступает очно на первый факультет Академии МВД СССР, который оканчивает в 1979 году и назначается заместителем начальника УПО ГУВД Мособлисполкома. С 1981 года он начальник Управления пожарной охраны, с 1985 — заместитель начальника Главного управления пожарной охраны МВД СССР. В этой должности и настигла его катастрофа на Чернобыльской АЭС.
Дипломированный пожарный, педагог, юрист. Может, постигать науки давалось легко? Не сказать. Может, все складывалось просто? Это, если со стороны. Для него же
неимоверный труд, упорство, бессонные ночи в пору экзаменов, особенно, когда учился без отрыва от работы.
Так было не день, не два — пять лет! — в педагогическом институте. Зато он — обладатель разносторонних знаний, помноженных на богатую практику и жизненный опыт.
Пожарный специалист он от Бога. Диссертации хоть и не защищал, но профессор огненного дела. Это уж точно - по праву, по тому практическому багажу, который накопил он за 35 лет пребывания в пожарной охране. Не простого пребывания, а деятельного участия в ее многосложных делах, причем на первых ролях, жизни среди солдат огненного фронта на правах их ведущего.
Казалось, было у него все: высокая должность, почет, уважение. Но его снова потянуло в родные пенаты, в Подмосковье, к живому делу — на земле. Нелегкая его ноша - быть начальником УГПС столичной области, возглавлять многотысячный коллектив, отвечать за него, за пожарную обстановку, которая ой как сложна. Присмотримся к одному из многих направлений деятельности УГПС.
Общеизвестно, как богато Подмосковье флорой и фауной, дивной природой своей. Но есть беда — лесоторфяные пожары. В тушении их, в борьбе с ними преуспели многие руководители пожарных гарнизонов, прежде всего, Шатурского, Орехово-Зуевского, Егорьевского, Павло-Посадского, Ногинского и ряда других районов. Но он, Вячеслав Федорович Рубцов, без преувеличения, корифей. На тушении лесных пожаров еще со времен работы в Егорьевском и Шатурском районах.
После будет много их, тревожных, пожароопасных лет, но и тогда ни с каким не сравнить 1972 год. Лето выдалось жаркое, сухое. И за все месяцы — ни капли дождей. Лесоторфяные пожары, как с ними ни боролись, подступили ко многим населенным пунктам, окружили Москву. В столице невозможно стало дышать. Ситуация сложилась настолько чрезвычайная, что в правительстве уже прорабатывался вопрос об эвакуации населения.
Особенно "усердствовал" Шатурский район, наиболее богатый лесоторфяниками, где в то время и начальствовал в ОПО В.Ф.Рубцов. То были его университеты. Дались они дорогой ценой. Но экзамены тогдашний 31-летний начальник выдержал с честью. Появилась у него на груди медаль «За отвагу на пожаре». Первая, да не последняя. Лесоторфяные пожары будут следовать чередой — в 1981, 1992 и других годах. И генерал Рубцов в числе шести пожарных Подмосковья станет полным кавалером названной медали, удостоится ее трижды.
Стоит ли удивляться после всего, что его из ГУПО МВД СССР снова потянуло в Подмосковье. И променял он "высокий" кабинет на более скромное место, вернулся к живому повседневному делу. По наблюдениям знаю, не ест чужой хлеб. Болеет за дело и пашет, дай Бог каждому.
Вспоминается, довелось быть на оперативке, которые генерал проводит в управлении с утра по понедельникам. Скажу, проводит впечатляюще, преображается на глазах. Из мягкого и добросердечного, на первый взгляд, становится жестким, требовательным. Речь его краткая, динамичная. Не зря изучал в институте педагогику и психологию. Ко всему владеет обстановкой досконально. Обнажает ситуацию до наготы. Пожарность области до заметного тревожит его. Раскладывает "по полочкам". О "свежем" на ДОК-6 в г. Железнодорожном:
- Хорошо, что вовремя ухватили. — И уже повелительно руководителю отдела ГПН: — Разберитесь, почему на территории комбината такое количество хлама!
Из дежурной службы пожаротушения я уже знал, что пожар занялся в субботу рано утром на площадке между лесопильным и сушильным цехами и мог причинить предприятию невосполнимый ущерб, если хотите, в нынешних условиях хозяйствования способен был привести комбинат к банкротству. Пожарные отсекли огонь, не дали перекинуться на цеха.
- Подготовьте приказ о поощрении отличившихся, — распорядился генерал кадровикам.
Сам тем временем — о другом пожаре, случившемся в телятнике совхоза "Борисово" Можайского района в тот же день, что и на ДОКе-6 в г.Железнодорожном.
- Хорошо народ был, — резюмировал генерал, — вывели 159 телят. — И забирает мыслями глубже: — Что же это получается? Непорядок! Случится пожар, тогда и выявляются недостатки. Надо наоборот. — Снова обращается к начальнику отдела госпожнадзора: — Это ваших упущении. Разберитесь!
Далее разговор о только что принятом решении областных властей выделить под коллективное садоводство 15 тысяч гектаров. Он опять в своей проекции — опережающее - о соблюдении противопожарных разрывов при строительстве дачных домов, своевременной постановке вопросов о водоемах, строительстве пожарных депо в больших садоводческих товариществах.
И как-то разом сник, представился другим, открылся с душевной стороны — заботой о конкретном человеке.
- Больно говорить, — сказал. — Был он рядовым пожарным, курсантом... Женат. Ребенка имеет. И надо быть тому, совершил серьезный проступок...
Принимает близко к сердцу случившееся, будто это произошло по меньшей мере с родным ему человеком.
Такой он, генерал В.Ф. Рубцов. Сколько ни пиши, открывая его грани, все равно получаются только штрихи к портрету. В жизни он куда богаче и привлекательнее, в том числе и в отношениях к собратьям-чернобыльцам. Каждый раз в очередную годовщину со дня катастрофы на ЧАЭС собирает их в своем кабинете — с подарками, с пособиями на поправку здоровья. Спонсорам представляет ликвидаторов запросто:
- Это и есть те мужики, которые, не жалея живота своего, спасали мир от чудовищной катастрофы.
Неизменно бывает на этих встречах и экс-заместитель министра внутренних дел бывшего СССР генерал и В.И. Другов. Он прикипел душой к генералу В.Ф.Рубцову, другим пожарным-чернобыльцам из Подмосковья.
Кажется, многое знают чернобыльцы — пожарные Подмосковья о том, что происходило на ЧАЭС — через себя, через свое виденье. Но на встречах постигают такое, что с высоты рядовых ликвидаторов знать им не было дано. Однажды бывший член правительственной комиссии генерал Другов пооткровенничал:
- Я особенно ощутил губительное действие радиации на людей, когда поехал по периметру зоны бедствия, где в оцеплении нес службу полк внутренних войск. Увиденное потрясло: солдаты в прямом смысле валились с ног. О неожиданном открытии я в тот же день позвонил по ВЧ министру. Александр Владимирович Власов выслушал мой доклад, приказал: снять полк из оцепления, а на его место выдвинуть другой, при этом позаботиться об укрытии и защите солдат от радиации.
Затем все вместе едут на кладбище в Митино, к мемориалу погибших собратьев своих, чтобы почтить память и возложить на могилы цветы. Так повелось — 26 апреля — в годовщину катастрофы на ЧАЭС.
Подмосковная земля стала пухом, последним пристанищем первогероев-чернобыльцев, приняла прах погибших пожарных. Коллектив Красногорского ОГПС по совету В.Ф. Рубцова много лет ухаживает за могилами, шефствует над мемориалом. И если вам доведется быть на Митинском кладбище, видеть ухоженность могил и мемориала, знайте, это опять-таки труд подмосковных огнеборцев.
